Про седьмого терапевта обещала написать.
Приходит человек на терапию и говорит, я поменял уже шесть аналитиков и только вы мне так прекрасно помогаете. Это значит, что шесть терапевтов подготовили почву для того, чтобы наконец - то человек что-то понял и увидел в себе.
Седьмой не лучше и не хуже. Он просто седьмой, тот кто пришел на подготовленную коллегами почву.
Это так интересно наблюдать за круговоротом психологов в обучении. Много лет я думаю об этом. Утром на супервизии одна клиентка - я решила пойти на обучение на экзистенциальную психотерапию, но там требование выбрать себе аналитика и пойти в анализ.
Вечером другой человек на консультации - "я прошла курс обучения на экзистенциального психотерапевта, там было требование выбрать аналитика и пройти сколько-то часов (не помню). Я впала в регресс в свои травмы и не могла как-то выбраться. но сейчас это обучение подходит к концу и я хочу в группу".
И такая круговерть постоянно. Утром - "я прошла у вас обучение группам, но гештальт мне кажется более продвинутым и живым направлением."
Вечером на индивидуальной супервизии усталая опытная гештальт-терапевт о своем ко-терапевте из гештальта : "ну почему он не идет учиться групп анализу или к вам современному анализу. Он же видит, что мои интервенции, работают и помогают членам группы. Я так дорожу тем знанием, что получаю здесь". И это не важно гештальт, экзистенциальный, лаканисты, французский психоанализ.
Психологи учатся или не учатся, идут в личную терапию или не идут, но внутри все равно остается образ идеального места (профессиональной группы) или терапевта или супервизора.
Этот образ двигает нас вперед, заставляя вновь и вновь перебирать терапевтов или школы. Отвергать и очаровываться. Компульсивно повторять. И где эта грань, когда признаешь, что внутри тебя многое уже есть, ты можешь опереться на то, что уже получил, присвоить себе.
Однажды, когда Аня была совсем маленькая, мы пришли к педиатру, который отправлял нас к гастроэнтерологу. Я сказала, мы хотим поменять врача, лечение не подошло. Он строго посмотрел и сказал, надо лечение подбирать, а не врачей менять.
А вы что думаете, откликается ли эта тема?
P.S. Может быть поэтому в какой-то момент я вышла из всех иерархических психотерапевтических организаций. Мне хочется работать с людьми, которым хочется разобраться в себе, а не часы для статуса заработать.
Часы тоже важны, но для них есть много других хороших терапевтов.
Текст со страницы Екатерины Белокосковой-Михайловой
#психоанализ
#психотерапия
Приходит человек на терапию и говорит, я поменял уже шесть аналитиков и только вы мне так прекрасно помогаете. Это значит, что шесть терапевтов подготовили почву для того, чтобы наконец - то человек что-то понял и увидел в себе.
Седьмой не лучше и не хуже. Он просто седьмой, тот кто пришел на подготовленную коллегами почву.
Это так интересно наблюдать за круговоротом психологов в обучении. Много лет я думаю об этом. Утром на супервизии одна клиентка - я решила пойти на обучение на экзистенциальную психотерапию, но там требование выбрать себе аналитика и пойти в анализ.
Вечером другой человек на консультации - "я прошла курс обучения на экзистенциального психотерапевта, там было требование выбрать аналитика и пройти сколько-то часов (не помню). Я впала в регресс в свои травмы и не могла как-то выбраться. но сейчас это обучение подходит к концу и я хочу в группу".
И такая круговерть постоянно. Утром - "я прошла у вас обучение группам, но гештальт мне кажется более продвинутым и живым направлением."
Вечером на индивидуальной супервизии усталая опытная гештальт-терапевт о своем ко-терапевте из гештальта : "ну почему он не идет учиться групп анализу или к вам современному анализу. Он же видит, что мои интервенции, работают и помогают членам группы. Я так дорожу тем знанием, что получаю здесь". И это не важно гештальт, экзистенциальный, лаканисты, французский психоанализ.
Психологи учатся или не учатся, идут в личную терапию или не идут, но внутри все равно остается образ идеального места (профессиональной группы) или терапевта или супервизора.
Этот образ двигает нас вперед, заставляя вновь и вновь перебирать терапевтов или школы. Отвергать и очаровываться. Компульсивно повторять. И где эта грань, когда признаешь, что внутри тебя многое уже есть, ты можешь опереться на то, что уже получил, присвоить себе.
Однажды, когда Аня была совсем маленькая, мы пришли к педиатру, который отправлял нас к гастроэнтерологу. Я сказала, мы хотим поменять врача, лечение не подошло. Он строго посмотрел и сказал, надо лечение подбирать, а не врачей менять.
А вы что думаете, откликается ли эта тема?
P.S. Может быть поэтому в какой-то момент я вышла из всех иерархических психотерапевтических организаций. Мне хочется работать с людьми, которым хочется разобраться в себе, а не часы для статуса заработать.
Часы тоже важны, но для них есть много других хороших терапевтов.
Текст со страницы Екатерины Белокосковой-Михайловой
#психоанализ
#психотерапия
❤5
Forwarded from Клинический психоанализ
...Позвольте резюмировать некоторые фундаментальные аспекты типических параноидно-шизоидных ментальных состояний, характерных для военного времени.
Параноидная тревога переворачивает любую шкалу ценностей.
Преобладает забота о собственном выживании, в то же время становится невозможным заботиться о противнике.
Глубокая деформация внутренней и внешней реальности способствует войне.
Мир объектов, которые участвуют в конфликте, редуцируется до одного плохого и демонизированного объекта и хорошего, идеализированного.
Индивиды всегда чувствуют себя частью идеализированной группы, с которой они слабо дифференцированы, в силу усиления сплоченности и однородности. Вот почему борьба за группу и борьба за собственные цели почти полностью совпадают.
Можно даже наблюдать примат идентификации с группой, которая приводит к самопожертвованию во имя спасения группы, и гарантирует бессмертие (героев в памяти группы).
Искажающее "все или ничего" делает возможным жертвовать собственной жизнью, ибо если невозможно достичь всего, т. е. победы и уничтожения врага, то тогда остается ничего, т. е. поражение и подчинение, что делает жизнь невыносимой.
Абсолютная потеря способности к эмпатии и интеграции приводит к дегуманизации врага, который, лишившись своей человечности, больше не защищен табу «Не убий!». Его убийство превращается в социально одобряемый поступок.
Допущение какой-либо формы репарации в отношении противника превращается в обвиняемое поведение. Таким образом, деструктивность обретает достоинство, которого она никогда бы не удостоилась в мирное время; это ужасающим образом открывает шлюзы, создавая широкие просторы безнаказанности за самые ужасные преступления.
Однако, индивидуальность членов группы также теряет свою ценность для группы, поскольку можно сравнительно легко пожертвовать определенным количеством индивидов (что было бы немыслимо в депрессивной позиции), отправив их на верную смерть – воевать в безнадежных ситуациях.
Текст: Паоло Фонда. Психиатр, обучающий психоаналитик Итальянского психоаналитического общества, директор Психоаналитического института для Восточной Европы им. Хан Гроен Праккен.
#психоанализ
#кляйн
Параноидная тревога переворачивает любую шкалу ценностей.
Преобладает забота о собственном выживании, в то же время становится невозможным заботиться о противнике.
Глубокая деформация внутренней и внешней реальности способствует войне.
Мир объектов, которые участвуют в конфликте, редуцируется до одного плохого и демонизированного объекта и хорошего, идеализированного.
Индивиды всегда чувствуют себя частью идеализированной группы, с которой они слабо дифференцированы, в силу усиления сплоченности и однородности. Вот почему борьба за группу и борьба за собственные цели почти полностью совпадают.
Можно даже наблюдать примат идентификации с группой, которая приводит к самопожертвованию во имя спасения группы, и гарантирует бессмертие (героев в памяти группы).
Искажающее "все или ничего" делает возможным жертвовать собственной жизнью, ибо если невозможно достичь всего, т. е. победы и уничтожения врага, то тогда остается ничего, т. е. поражение и подчинение, что делает жизнь невыносимой.
Абсолютная потеря способности к эмпатии и интеграции приводит к дегуманизации врага, который, лишившись своей человечности, больше не защищен табу «Не убий!». Его убийство превращается в социально одобряемый поступок.
Допущение какой-либо формы репарации в отношении противника превращается в обвиняемое поведение. Таким образом, деструктивность обретает достоинство, которого она никогда бы не удостоилась в мирное время; это ужасающим образом открывает шлюзы, создавая широкие просторы безнаказанности за самые ужасные преступления.
Однако, индивидуальность членов группы также теряет свою ценность для группы, поскольку можно сравнительно легко пожертвовать определенным количеством индивидов (что было бы немыслимо в депрессивной позиции), отправив их на верную смерть – воевать в безнадежных ситуациях.
Текст: Паоло Фонда. Психиатр, обучающий психоаналитик Итальянского психоаналитического общества, директор Психоаналитического института для Восточной Европы им. Хан Гроен Праккен.
#психоанализ
#кляйн
👍2
Forwarded from Клинический психоанализ
Совесть - это цена, которую платит человек за достижение человечности. Или о некоторых аспектах оператуарных людей.
Нарциссизм поведения - инвестиции поведенческой активности; неспособность к пассивности и аутоэротизму, неспособность расслабляться и получать наслаждение от состояния спокойствия и внутренней тишины; стирание психической продукции и не чувствительность к ощущению вины - вот они: лишь некоторые признаки оператуарного человека - человека, находящегося на крайнем спектре психосоматического пациента.
Он не знает что такое чувство вины. Его жизнь наполнена не прекращающейся социальной, профессиональной и иной активностью. Он подстраивается под каноны коллективной психологии и стирает свою индивидуальность - затушёвывает и оставляет в тени свою точку зрения, своё «Нет», или своё «Да», свою индивидуальную мысль и т.д.
Этот путь - есть путь, который делает его крайне уязвимым перед серьёзными болезнями.
Грустно то, что все вышеизложенное не является его свободным выбором, а представляет собой детерминанты его хрупкой психической оснащенности, закономерным следствием его психической структуры, обедненной первичным нарциссизмом.
«Начиная с теоретических размышлений, изложенных в работе «Тотем и табу», поднимается вопрос о том, что совесть является ценой, которую должен заплатить человек за достижение человечности. С этих позиций нам следует признать, что не все люди платят одну и ту же цену.
Но остаются ли они при этом более или менее свободными и не платят ли они по-другому за недостаточность и даже отсутствие морального сознания?
Эти вопросы возвращают нас к клинике оператуарных состояний.
Отсутствие чувства вины, по крайней мере его выражения, оказывается одной из самых странных черт субъекта в оператуарном состоянии.
Нам известно, что это чувство свидетельствует о напряжении, ощущаемом Я в своих отношениях со Сверх-Я.
Значит ли это, что отсутствие чувства вины лишь выражает то, чего лишено Я?
В этой связи вернемся к нашему сравнению депрессии без объекта (эссенциальной депрессии) с меланхолией.
(То есть. Оператуарный пациент: не чувствует своей вины, а чувствует себя больным.
Меланхоличный пациент: чувствует и всячески выпячивает свою вину, но не чувствует себя больным - примечание моё)
«Я» опаратуарного пациента теряет свои качества объекта, а потому лишается более или менее значительного количества либидо. Нарциссическая дезинвестиция Я ведет к утрате им своего объектного качества. Результатом этого процесса оказывается исчезновение Я как объекта влечений».
К. Смаджа «Оператуарная жизнь».
Текст со страницы К. Канской
#психоанализ
#вина
Нарциссизм поведения - инвестиции поведенческой активности; неспособность к пассивности и аутоэротизму, неспособность расслабляться и получать наслаждение от состояния спокойствия и внутренней тишины; стирание психической продукции и не чувствительность к ощущению вины - вот они: лишь некоторые признаки оператуарного человека - человека, находящегося на крайнем спектре психосоматического пациента.
Он не знает что такое чувство вины. Его жизнь наполнена не прекращающейся социальной, профессиональной и иной активностью. Он подстраивается под каноны коллективной психологии и стирает свою индивидуальность - затушёвывает и оставляет в тени свою точку зрения, своё «Нет», или своё «Да», свою индивидуальную мысль и т.д.
Этот путь - есть путь, который делает его крайне уязвимым перед серьёзными болезнями.
Грустно то, что все вышеизложенное не является его свободным выбором, а представляет собой детерминанты его хрупкой психической оснащенности, закономерным следствием его психической структуры, обедненной первичным нарциссизмом.
«Начиная с теоретических размышлений, изложенных в работе «Тотем и табу», поднимается вопрос о том, что совесть является ценой, которую должен заплатить человек за достижение человечности. С этих позиций нам следует признать, что не все люди платят одну и ту же цену.
Но остаются ли они при этом более или менее свободными и не платят ли они по-другому за недостаточность и даже отсутствие морального сознания?
Эти вопросы возвращают нас к клинике оператуарных состояний.
Отсутствие чувства вины, по крайней мере его выражения, оказывается одной из самых странных черт субъекта в оператуарном состоянии.
Нам известно, что это чувство свидетельствует о напряжении, ощущаемом Я в своих отношениях со Сверх-Я.
Значит ли это, что отсутствие чувства вины лишь выражает то, чего лишено Я?
В этой связи вернемся к нашему сравнению депрессии без объекта (эссенциальной депрессии) с меланхолией.
(То есть. Оператуарный пациент: не чувствует своей вины, а чувствует себя больным.
Меланхоличный пациент: чувствует и всячески выпячивает свою вину, но не чувствует себя больным - примечание моё)
«Я» опаратуарного пациента теряет свои качества объекта, а потому лишается более или менее значительного количества либидо. Нарциссическая дезинвестиция Я ведет к утрате им своего объектного качества. Результатом этого процесса оказывается исчезновение Я как объекта влечений».
К. Смаджа «Оператуарная жизнь».
Текст со страницы К. Канской
#психоанализ
#вина
❤4