«Строгость мужских рифм»

Переводов шекспировских сонетов в русской поэзии множество. Но, как Эверест не перестал существовать после первого восхождения, так и каждый новый перевод — по-своему подвиг и заслуживает внимания.
Сегодня — о версии поэта Аркадия Штыпеля (1944–2024).

Сонеты Шекспира — это стройная архитектура, где звук и смысл сцеплены, как камни готического свода. Перевод Штыпеля подкупает именно этим: точной мужской рифмой, выверенной ритмикой, редкими анжамбманами — и вниманием к тому, что в оригинале не случайно, а конструктивно.

Штыпель сбивается только там, где сбивается сам Шекспир.
Он сохраняет архитектурную дисциплину текста: никакой расхлябанности — ни стилистической, ни формальной.
Где возможно — передаёт структуру. Где невозможно — отступает с уважением, не изобретая лишнего.

Он работает построчно, бережно, с риторическим чутьём. Взгляните на 25-й сонет:

---

William Shakespeare
Sonnet 25

Let those who are in favour with their stars
Of public honour and proud titles boast,
Whilst I, whom fortune of such triumph bars,
Unlook’d for joy in that I honour most.
Great princes' favourites their fair leaves spread
But as the marigold at the sun’s eye,
And in themselves their pride lies buried,
For at a frown they in their glory die.
The painful warrior famoused for fight,
After a thousand victories once foil’d,
Is from the book of honour razed quite,
And all the rest forgot for which he toil’d:
Then happy I, that love and am beloved
Where I may not remove nor be removed.

---

Перевод А. Штыпеля

Пусть от любимцев всемогущих звёзд
Высокомерьем веет за версту,
Я не хочу ловить судьбу за хвост
И почитать иное предпочту.
Пусть фаворит, как пышный златоцвет,
Под солнцем распустился напоказ,
Нахмурься небо — он сойдет на нет,
Со всей гордыней сгинет в тот же час.
Из тысячи побед одну всего
Упустит воин храбрый — тут как тут
Из списков славы вычеркнут его,
Забыв и доблесть, и жестокий труд.
А я вот счастлив — я люблю, любим,
Непоколеблен, непоколебим.

---

Даже образ marigold (в оригинале — ноготок, символ мимолётной благосклонности) у Штыпеля остаётся точным: не превращается в “подсолнух”, как у Маршака, а становится “златоцветом” — чуть сдержаннее, но по смыслу ближе.

В финале, где смысл уплотняется до афоризма:

> Then happy I, that love and am beloved
> Where I may not remove nor be removed

— Штыпелю удаётся сохранить исходную игру:

> А я вот счастлив — я люблю, любим,
> Непоколеблен, непоколебим.

---

В ряду переводчиков Шекспира — от Лозинского до Маршака — появился ещё один, к чьей строгости и точности тоже стоит прислушаться.

Заходим в новую неделю максимально эффективно 🤍👀