На улице промозгло. Ночь темная, безветренная. Нарастающая луна затянута пепельными облаками. Оглядываюсь. Холмы поросли низким кустарником, усыпаны все мелкими белыми цветами – Льюис говорил, что они называются покори, – яркими точками виднеющимися за пределами трассы. Широкая река, похожая на разлившуюся нефть, бездвижна и нема: ее очертания теряются во тьме горизонта.

..Вылететь из комнаты не успела. Горгоновец перехватил меня за руку выше локтя, задерживая на месте:

— Знаешь, для рискованного журналиста ты слишком херово врешь.

И я не знала, что меня разозлило больше: то ли то, что меня отчитывали, как провинившегося котенка, то ли то, что в моем профессионализме усомнились.

— Я прекрасно вру, когда мне это нужно! Но знаешь, милый, самое главное, что для рискованного журналиста я слишком хорошо говорю правду! Так что засунь свою экспрессию и свои поучительства поглубже себе в зад, плевать я на них хотела!

Кристофер на секунду оторопел, изогнув бровь. Я дернула руку назад, вырываясь, и почти прошипела, делая шаг на Льюиса.

— Не смей меня хватать за руки. Никогда!

И, круто развернувшись и еще раз ударив рюкзаком горгоновца, стремглав бросилась прочь из комнаты..