Было решено перечитать эссе Толстой и, как только потеплеет, гулять, запрокинув голову наверх, до самого развода мостов:
«…если не запрокидывать голову, то в Питере вообще нечего делать: асфальт как асфальт, пыль или лужи, кошмарные парадные, пахнущие кошками и человеком, мусорные баки, ларьки с кефиром «Петмол». Если же смотреть вверх, от второго этажа и выше, то увидишь совсем другой город: там еще живут маски, вазы, венки, рыцари, каменные коты, раковины, змеи, стрельчатые окна, витые колонки, львы, смеющиеся лица младенцев или ангелов. Их забыли, или не успели уничтожить мясники двадцатого века, гонявшиеся за людьми. Один, главный, все кружил по городу мокрыми октябрьскими вечерами, перепрятывался, таился, и в ночь на 25 октября, как нас учили в школе, заночевал у некоей Маргариты Фофановой, пламенной и так далее, а может быть, вовсе и не пламенной, — тут вам не Испания, — а обычной, водянистой и недальновидной дамы с лицом белым и прозрачным, как у всех, кто умывается невской водой. На рассвете, подкрепившись хорошим кофе и теплыми белыми булочками с вареньем из красной смородины, он выскользнул в дождевую мглу и побежал в Смольный: составлять списки жертв, прибирать к рукам то, что ему не принадлежало, ломать то, что не строил, сбивать лепнину, гадить в парадных, сморкаться в тюль, разорять чужие сны, а в первую очередь расстреливать поэтов и сновидцев. Хорошо ли ему спалось на пуховичках у Фофановой, или он весь извертелся, предвкушая мор и глад? Сладко ли спалось пламенной Маргарите, или же к ней приходил предзимний кошмар, суккуб с членами ледяными как ружейные стволы? Этого в школе не рассказывают, там вообще ничему важному не учат, — ни слова, например, о конструировании и размножении снов, а между тем, есть сон, в котором Маргарита, увидев, в свою очередь, другой сон, — какой, мне отсюда плохо видно, мешает угол дома, — тихо встает с лежанки, прихватив с собой подушку-думочку, — небольшую, размером как раз с лицо, тихо входит к похрапывающему, жуткому своему гостю и во имя всех живых и теплых, невинных и нежных, ни о чем не подозревающих, во имя будущего, во имя вечности плотно накладывает плотную, жесткую, бисерными розами вышитую подушечку на рыжеватое рыльце суккуба, на волосатые его дыхательные отверстия, насморочные воздуховоды, жевательную щель. Плотно-плотно накладывает, наваливается пламенным телом, ждет, пока щупальца и отростки, бьющиеся в воздухе, ослабеют и затихнут. И город спасен.
Никакие сны не проходят бесследно: от них всегда что-нибудь остается, только мы не знаем, чьи они. Когда на Литейном, в душном пекле лета, глаз ловит надпись на табличке в подворотне: «Каждый день — крокодилы, вараны, рептилии!» — что нужно об этом думать? Кто тут ворочался в портвейновом кошмаре, кто обирал зеленых чертей с рукава? Кто послал этот отчаянный крик и откуда — с привидевшейся Амазонки, с призрачного Нила, или с иных, безымянных рек, тайно связанных подземной связью с серыми невскими рукавами? И чем ему можно помочь?
Никому ничем нельзя помочь, разве что жить здесь, видеть свои собственные сны и развешивать их по утрам на просушку на балконных перилах, чтобы ветер разносил их, как мыльную пену, куда попало: на верхушки тополей, на крыши трамваев, на головы избранных, несущих, как заговорщики, белые флоксы — тайные знаки возрождения.»
Татьяна Толстая, «Чужие сны»
#почитать
«…если не запрокидывать голову, то в Питере вообще нечего делать: асфальт как асфальт, пыль или лужи, кошмарные парадные, пахнущие кошками и человеком, мусорные баки, ларьки с кефиром «Петмол». Если же смотреть вверх, от второго этажа и выше, то увидишь совсем другой город: там еще живут маски, вазы, венки, рыцари, каменные коты, раковины, змеи, стрельчатые окна, витые колонки, львы, смеющиеся лица младенцев или ангелов. Их забыли, или не успели уничтожить мясники двадцатого века, гонявшиеся за людьми. Один, главный, все кружил по городу мокрыми октябрьскими вечерами, перепрятывался, таился, и в ночь на 25 октября, как нас учили в школе, заночевал у некоей Маргариты Фофановой, пламенной и так далее, а может быть, вовсе и не пламенной, — тут вам не Испания, — а обычной, водянистой и недальновидной дамы с лицом белым и прозрачным, как у всех, кто умывается невской водой. На рассвете, подкрепившись хорошим кофе и теплыми белыми булочками с вареньем из красной смородины, он выскользнул в дождевую мглу и побежал в Смольный: составлять списки жертв, прибирать к рукам то, что ему не принадлежало, ломать то, что не строил, сбивать лепнину, гадить в парадных, сморкаться в тюль, разорять чужие сны, а в первую очередь расстреливать поэтов и сновидцев. Хорошо ли ему спалось на пуховичках у Фофановой, или он весь извертелся, предвкушая мор и глад? Сладко ли спалось пламенной Маргарите, или же к ней приходил предзимний кошмар, суккуб с членами ледяными как ружейные стволы? Этого в школе не рассказывают, там вообще ничему важному не учат, — ни слова, например, о конструировании и размножении снов, а между тем, есть сон, в котором Маргарита, увидев, в свою очередь, другой сон, — какой, мне отсюда плохо видно, мешает угол дома, — тихо встает с лежанки, прихватив с собой подушку-думочку, — небольшую, размером как раз с лицо, тихо входит к похрапывающему, жуткому своему гостю и во имя всех живых и теплых, невинных и нежных, ни о чем не подозревающих, во имя будущего, во имя вечности плотно накладывает плотную, жесткую, бисерными розами вышитую подушечку на рыжеватое рыльце суккуба, на волосатые его дыхательные отверстия, насморочные воздуховоды, жевательную щель. Плотно-плотно накладывает, наваливается пламенным телом, ждет, пока щупальца и отростки, бьющиеся в воздухе, ослабеют и затихнут. И город спасен.
Никакие сны не проходят бесследно: от них всегда что-нибудь остается, только мы не знаем, чьи они. Когда на Литейном, в душном пекле лета, глаз ловит надпись на табличке в подворотне: «Каждый день — крокодилы, вараны, рептилии!» — что нужно об этом думать? Кто тут ворочался в портвейновом кошмаре, кто обирал зеленых чертей с рукава? Кто послал этот отчаянный крик и откуда — с привидевшейся Амазонки, с призрачного Нила, или с иных, безымянных рек, тайно связанных подземной связью с серыми невскими рукавами? И чем ему можно помочь?
Никому ничем нельзя помочь, разве что жить здесь, видеть свои собственные сны и развешивать их по утрам на просушку на балконных перилах, чтобы ветер разносил их, как мыльную пену, куда попало: на верхушки тополей, на крыши трамваев, на головы избранных, несущих, как заговорщики, белые флоксы — тайные знаки возрождения.»
Татьяна Толстая, «Чужие сны»
#почитать
Извините, но эта футболка sela — лучшее, что я видела за последнее время. Чисто моя Рубико и её два состояния: «Я королева. Я абьелься» (с)
Во-первых, доброе воскресное утро! Ну а во-вторых, традиционно: на Boosty вышел новый влог, да на целых 44 минуты 📹
Как всегда хочу поблагодарить всех, кто поддерживает меня на Boosty, вы просто супер и мои краши 💘 И напоминаю, что поддержать меня рублем можно именно там, за подписку от 300 рублей в месяц каждые 2 недели я делаю для вас секретные влоги. А их уже 12 накопилось, на минуточку, и все одни станут доступны сразу после подписки. Велкам, я всем там ужасно рада)
Ну и желаю всем приятного просмотра нового видео и нежного воскресенья! Всех обняла 🫂
Как всегда хочу поблагодарить всех, кто поддерживает меня на Boosty, вы просто супер и мои краши 💘 И напоминаю, что поддержать меня рублем можно именно там, за подписку от 300 рублей в месяц каждые 2 недели я делаю для вас секретные влоги. А их уже 12 накопилось, на минуточку, и все одни станут доступны сразу после подписки. Велкам, я всем там ужасно рада)
Ну и желаю всем приятного просмотра нового видео и нежного воскресенья! Всех обняла 🫂
Картинки дня 🫧 Расширенную версию ждите в следующее воскресенье на YouTube!
Тем временем, я постепенно возвращаюсь в свою прежнюю жизнь, сегодня вот вернулась на массаж. Обожаю свою Светлану в массажном салоне за легкий садизм, с другой стороны, и я немного мазохист: немного поорала, но вышла из кабинета новым человеком и записалась сразу на месяц вперед. Идеальный день!
Тем временем, я постепенно возвращаюсь в свою прежнюю жизнь, сегодня вот вернулась на массаж. Обожаю свою Светлану в массажном салоне за легкий садизм, с другой стороны, и я немного мазохист: немного поорала, но вышла из кабинета новым человеком и записалась сразу на месяц вперед. Идеальный день!
Извините, но
вторник 10:30 утра, у кого-то из соседей вечеринка со вчерашнего вечера и там ОРУТ песни Максим в караоке, я с дергающимся глазом пью эспрессо-тоник из винного бокала, а Руби вопит, потому что у нас на площадке какая-то всемирная миграция. Коллеги на звонке в Зуме в шоке: мне кажется, они уверены, что я живу в цыганском таборе. С другой стороны, в чем-то они правы.
А вы говорите, зачем мне столько кофе: без него было бы осуществлено кровопролитие 🔪
вторник 10:30 утра, у кого-то из соседей вечеринка со вчерашнего вечера и там ОРУТ песни Максим в караоке, я с дергающимся глазом пью эспрессо-тоник из винного бокала, а Руби вопит, потому что у нас на площадке какая-то всемирная миграция. Коллеги на звонке в Зуме в шоке: мне кажется, они уверены, что я живу в цыганском таборе. С другой стороны, в чем-то они правы.
А вы говорите, зачем мне столько кофе: без него было бы осуществлено кровопролитие 🔪
Всю прошлую неделю каждый день носила Mixed emotions от Byredo (и умирала от счастья), чтобы максимально точно описать, что этот аромат для меня.
Mixed emotions — это вечер позднего лета/ранней осени за городом. Это приятная усталость: целый день вы были заняты и вот наконец нашли время выдохнуть и посидеть в кресле у огня.
Смеркается, вокруг вас сад и смородиновые кусты, потрескивает костер: на нем греется вода в котелке. Это для чая. Чай будет обязательно черный и крепкий, с «дымком», а к чаю — черносмородиновый мармелад. Такой, знаете, кисло-сладкий, в сахарной обсыпке, который запивать вкуснее всего крепким черным чаем с травами.
У вас в руках кружка горячего напитка, на улице все сильнее темнеет, огонь становится ярче, и вы слышите ароматы костра, дерева, черной смородины, терпкого чая и легчайшие нотки свежевыстиранного белья, которое сушится на веревке за домом. И вам очень хорошо.
Такой мой Mixed emotions. Любовь.
#бьюти
Mixed emotions — это вечер позднего лета/ранней осени за городом. Это приятная усталость: целый день вы были заняты и вот наконец нашли время выдохнуть и посидеть в кресле у огня.
Смеркается, вокруг вас сад и смородиновые кусты, потрескивает костер: на нем греется вода в котелке. Это для чая. Чай будет обязательно черный и крепкий, с «дымком», а к чаю — черносмородиновый мармелад. Такой, знаете, кисло-сладкий, в сахарной обсыпке, который запивать вкуснее всего крепким черным чаем с травами.
У вас в руках кружка горячего напитка, на улице все сильнее темнеет, огонь становится ярче, и вы слышите ароматы костра, дерева, черной смородины, терпкого чая и легчайшие нотки свежевыстиранного белья, которое сушится на веревке за домом. И вам очень хорошо.
Такой мой Mixed emotions. Любовь.
#бьюти