Друзья, если кто-то в Минске - буду рад увидеть на презентации своей новой книги. 13 марта - в Академии управления при Президенте, 14 - в Президентской библиотеке в 10 утра, 15 - на книжной ярмарке на центральном стенде, тоже около часа дня.

Сергей Полетаев об итогах переговоров США и Украины: «Похоже, в общих чертах контуры мирного договора Москва и Вашингтон согласовали: они не включают в себя никаких военных гарантий и перспектив интеграции Украины в НАТО, но включают смену власти в Киеве.»

Подробнее:

https://www.kommersant.ru/doc/7565493

Американские представители уже направляются в Россию, чтобы обсудить условия прекращения огня на Украине, заявил президент США Дональд Трамп.

«Люди направляются в Россию прямо сейчас, мы надеемся, что сможем добиться перемирия», — сказал он.

И пополнение в нашей библиотеке!

🔫🍾 Оказалось, что перед встречей была и охота, и выпивка. И сейчас сложно проверить, но якобы наша делегация (в то время к «нашим» я относил часть украинской элиты, с которой я работал) загадала: если на охоте убьют кабанчика, значит, мы не подписываем соглашение о пролонгации Союза, уходим в самостоятельное плавание. Если охота будет неудачной — значит, у нас еще не хватает силёнок для независимого плаванья.

Был тогда премьер-министр Фокин, очень достойный человек и, на мой взгляд, один из лучших премьеров. Но на нашу общую беду он оказался хорошим охотником и с первого выстрела завалил кабанчика, попав ему прямо в глаз. И тогда украинская делегация почувствовала, что у нее достаточно сил, ресурсов — взяли и поменяли текст выступления президента, решили действовать не на сближение, не на сохранение Союза, а на распад.

Часть III: Дистрибутивы Linux как цифровой фундаментализм — от Debian до Ubuntu в духе Убунту Десмонда Туту

Если open source — это новая религия цифровой эпохи, то дистрибутивы Linux становятся ее сектами и деноминациями, каждая со своей догматикой. Одни, как Debian, строго следуют «евангелию» свободного ПО, отвергая любые компромиссы с проприетарным кодом. Другие, вроде Red Hat или SUSE, строят коммерческие культы, где священные тексты (исходники) доступны всем, но поддержка и благодать (обновления) продаются за деньги. В этом разнообразии рождается цифровой фундаментализм — вера в то, что код должен быть либо абсолютно свободным, либо служить «высшей цели», будь то прибыль или всеобщее спасение. И здесь Ubuntu, названная в честь африканской философии коллективного бытия, становится мостом между радикальной чистотой и христианско-социалистическим идеалом Десмонда Туту.

Debian: цифровое монашество и догматы FOSS
Дистрибутив Debian, созданный в 1993 году, — это аскетичная практика «свободного ПО во что бы то ни стало». Его Социальный контракт запрещает включать в официальные репозитории даже драйверы с закрытым кодом — как средневековые монахи отказывались от роскоши ради духовной чистоты. Сообщество Debian напоминает орден францисканцев: разработчики-добровольцы следуют «Конституции», избирают лидера голосованием и верят, что их труд приближает мир к цифровому искуплению. Их фундаментализм — не фанатизм, а этический выбор: если код контролирует жизнь людей, он должен быть прозрачен, как слова Писания.

Red Hat: храм с платным входом
Коммерческие сборки вроде Red Hat Enterprise Linux (RHEL) — иная теология. Они не отрицают открытость (исходники доступны через CentOS), но монетизируют «спасение» — стабильность, патчи, поддержку. Это похоже на Реформацию: Мартин Лютер перевел Библию на народный язык (сделал знание доступным), но протестантские церкви все равно живут на пожертвования. Red Hat, купленный IBM за $34 млрд в 2019, доказал: даже в мире open source можно построить империю, если продавать не код, а уверенность. Критики называют это лицемерием, но здесь та же логика, что у монастырей, торгующих свечами: святость не кормит сама по себе.

Ubuntu: «Я существую, потому что мы существуем»
В 2004 году южноафриканский предприниматель Марк Шаттлворт создал Ubuntu Linux, назвав его в честь философии, которую Десмонд Туту описывал так: «*Убунту — это вера в всеобщую связь человечества. Ты становишься человеком только через других*». Туту, лауреат Нобелевской премии мира, видел в Убунту основу пост-апартеидного общества — христианский социализм, где община важнее индивидуума, а справедливость достигается через диалог. Ubuntu Linux воплотил это в коде:

1. Доступность — установка в «три клика», поддержка редких языков (вплоть зулусского);
2. Единство многообразия — гибридная модель: ядро свободное, но есть проприетарные драйверы для удобства;
3. Коммьюнити-центризм — форумы, где пользователи помогают друг другу безвозмездно, как в сельской общине.

Шаттлворт, сам выходец из ЮАР, не скрывал вдохновения идеями Туту: «Мы хотели создать ОС, которая напоминает людям, что технологии — это не инструменты изоляции, а мосты между культурами». Ubuntu не боится коммерции (есть корпоративная версия), но прибыль — не цель, а средство поддержать «цифровую деревню». В этом парадокс: чтобы сохранить дух Убунту, иногда приходится заключать сделку с рынком — как Туту, критикуя капитализм, сотрудничал с западными фондами для борьбы с бедностью.

Фундаментализм vs. гибридность: новая этика цифрового мира
Спор между Debian и Ubuntu — это конфликт двух путей к свободе. Первые говорят: «Нельзя служить двум господам» (Мф. 6:24), вторые — «Отдавайте кесарю кесарево» (Мф. 22:21). Но оба лагеря объединяет вера в то, что ПО должно служить общему благу, а не частным интересам. Даже коммерческие дистрибутивы, как RHEL, косвенно следуют принципу Убунту: их код становится базой для бесплатных аналогов (AlmaLinux), обогащая экосистему.

Этот цифровой фундаментализм — не слепое следование правилам, а поиск священного в профанном мире IT. Как протестанты-пуритане верили, что Бог проявляется в повседневном труде, так разработчики видят в строчках кода миссию — сделать технологии инструментом человечности, а не контроля.

Заключение: когда код становится притчей
История Linux-дистрибутивов — это современная притча о том, как древние идеи перерождаются в цифре. Debian напоминает аскезу пустынников, Red Hat — средневековые монастыри-банкиры, а Ubuntu — христианских социалистов вроде Туту, которые боролись за справедливость, не отрицая реальности рынка. Туту говорил: «*Надежда — это умение видеть свет, несмотря на всю тьму*». В эпоху слежки, алгоритмической дискриминации и ИИ-колониализма, open source-сообщества — тот самый свет: доказательство, что даже в мире, где всё можно превратить в товар, остаются острова, где код пишется не ради прибыли, а ради слова «*убунту*» — «я есть, потому что мы есть».

Часть IV: Питер Тиль и цифровой либертарианизм — антитеза open source или его тень?

Если open source-сообщества напоминают монастыри цифровой эры, где код пишется ради общего спасения, то Питер Тиль — их антипод: проповедник техно-капитализма, где технологии становятся орудием радикального индивидуализма. Сооснователь PayPal, первый инвестор Facebook, создатель Palantir и идеолог «стартап-наций», Тиль превратил либертарианство в операционную систему для нового мира. Его философия — вызов всему, во что верят адепты открытого кода: вместо коллективного творчества — культ гениальных одиночек, вместо всеобщего доступа — элитарные экосистемы, вместо демократии — управление через алгоритмы. Но так ли далеки эти миры, как кажется?

Тиль как «пророк» техно-капитализма: стартапы вместо государств
Тиль, выпускник Стэнфорда и ученик философа Рене Жирара, строит свою доктрину на трёх столпах:
1. «Демократия мертва» — политические системы XVIII века не справляются с вызовами глобализации и ИИ;
2. «Государства как стартапы» — страны должны конкурировать за «клиентов»-граждан, предлагая пакеты услуг (налоги, законы, экология);
3. «Автоматизация власти» — блокчейн, криптовалюты и ИИ заменят бюрократов, минимизируя «человеческий фактор» коррупции и глупости.

Его мечта — сеть автономных городов-корпораций, где паспорт заменяет аккаунт в приложении, а гражданство можно сменить, как тарифный план. Palantir, анализирующий данные для ЦРУ и полиции, — прообраз такой системы: алгоритмы принимают решения, люди лишь исполняют. Это мир, где «цифровое» не освобождает, а оптимизирует — как писал сам Тиль: «Мы хотели летающих машин, а получили 140 символов» (критика стагнации инноваций).

Open source vs. Тиль: война онтологий
Между философией open source и видением Тиля — пропасть:
- Собственность на код: Для сообществ Linux код — общее благо; для Тиля — актив, который должен приносить ренту (его фонд владеет долями в SpaceX, Airbnb).
- Демократия vs. технократия: Open source верит в меритократию сообществ; Тиль — в диктатуру «компетентных» (СЕО-государи).
- Инклюзивность vs. элитизм: Ubuntu стремится объединить всех; «стартап-нации» Тиля отбирают «качественных граждан», как венчурные фонды — перспективные проекты.

Но есть и парадоксальные пересечения. Palantir использует открытые библиотеки (Apache Hadoop), а SpaceX делится частью исследований. Сам Тиль в 1998 году поддержал криптоанархистов, мечтавших о децентрализации. Однако это не альтруизм, а прагматизм: open source — дешёвый способ получить инновации, которые потом можно монетизировать.

Цифровой фундаментализм по-тилевски: религия эффективности
Тиль не просто бизнесмен — он создаёт квазирелигию. Его доктрина напоминает кальвинизм с его предопределением: «избранные» (стартаперы, инженеры) спасают мир через технологии, а остальные — балласт. Криптовалюты здесь — аналог протестантской «мирской аскезы»: автоматизированные, свободные от государств, они воплощают мечту о рынке без людей.

Его концепция «побега» (exit) из традиционных систем — отказ от политики в пользу создания альтернатив (плавучие города, колонии на Марсе) — напоминает раннехристианских еретиков, уходивших в пустыню. Но если монахи-нестяжатели искали Бога, то тилевские «беглецы» — свободу от налогов и регуляций.

Критика: когда техноутопия становится дистопией
Левые обвиняют Тиля в фашизме с алгоритмическим лицом: его модель делит мир на «цифровых кочевников» и тех, кто застрял в «неудачных государствах». Философ Ювал Харари предупреждает: «Приватизация власти ведёт к цифровой диктатуре, где граждане — продукт».

Но даже некоторые либертарианцы сомневаются. Экономист Брайан Каплан указывает: «Конкуренция государств за граждан приведёт к гонке на дно — снижению налогов и социальных гарантий ради привлечения богатых». А мечта об управлении через блокчейн наивна: смарт-контракты не отменят человеческую жадность — они лишь автоматизируют её.

Заключение: между Вавилоном и Иерусалимом
Питер Тиль и open source-сообщества — два полюса цифровой эпохи. Первый верит, что технологии должны освободить элиту от груза демократии; вторые — что код может спасти всех через открытость. Но оба лагеря объединяет вера в то, что будущее будет построено на новых правилах — будь то лицензия GPL или смарт-контракт.

История, однако, редко следует чистым идеологиям. Palantir использует open source, а GitHub-энтузиасты иногда продают стартапы Кремниевой долине. Мир Тиля — не антитеза open source, а его зеркало, искажённое логикой рынка. Цифровой фундаментализм, будь он коллективистским или либертарианским, умножает миры — но лишь время покажет, какие из них окажутся обитаемы.

В качестве комментария к очередному выпуску «Оптимума»:

Плюсы независимости национального банка:

1. Контроль инфляции. Независимые ЦБ фокусируются на долгосрочной стабильности цен, избегая популистских мер. Например, Европейский центральный банк (ЕЦБ) поддерживает инфляцию в еврозоне на уровне около 2%, несмотря на политические циклы.
2. Доверие инвесторов. Рынки воспринимают независимые ЦБ как более надежные. Немецкий Бундесбанк до введения евро обеспечивал стабильность марки, что укрепляло доверие к Германии.
3. Защита от политического давления. ЦБ может принимать непопулярные, но необходимые решения (например, повышение ставок), не опасаясь потери поддержки избирателей.

Минусы независимости:

1. Конфликт с фискальной политикой. Если правительство стимулирует экономику через расходы, а ЦБ ужесточает денежную политику, это может замедлить рост. Пример: трения между ФРС и администрацией США в 1980-х при Поле Волкере.
2. Демократический дефицит. Решения ЦБ могут не отражать волю избирателей. Например, ЕЦБ критикуют за жесткую экономию в кризисных странах ЕС без прямого мандата граждан.
3. Меньшая гибкость в кризисах. Независимые ЦБ иногда медленнее реагируют на шоки. Однако ФРС в 2008 г. показала, что независимость не исключает оперативности.

Примеры экономик с разной степенью независимости:

- Высокая независимость:
- Швейцария (ШНБ). ЦБ фокусируется на стабильности франка и инфляции (менее 1% в 2020-х). Это привлекает инвесторов, но иногда приводит к завышенному курсу валюты, что вредит экспорту.
- ЕЦБ. Независимость закреплена договором ЕС. Инфляция в еврозоне обычно контролируется, но критика связана с жесткостью в отношении долговых кризисов (Греция, Италия).

- Низкая независимость:
- Турция. Президент Эрдоган активно влияет на ЦБ, требуя снижения ставок вопреки инфляции (около 60% в 2023). Результат: обвал лиры, бегство капитала.
- Венесуэла. ЦБ финансирует дефицит бюджета, печатая деньги. Гиперинфляция (сотни тысяч процентов) разрушила экономику.

- Умеренная независимость:
- Япония. Банк Японии тесно координирует с правительством политику «Абэномики» (с 2013). Низкие ставки и выкуп госдолга помогают бороться с дефляцией, но приводят к росту госдолга (260% ВВП).
- США. ФРС формально независима, но председатель отчитывается перед Конгрессом. Это баланс: в 2020–2021 гг. ФРС поддерживала экономику QE, несмотря на риски инфляции, что позже потребовало резкого ужесточения.

Итог: Независимость ЦБ чаще коррелирует с макроэкономической стабильностью, но требует четких механизмов подотчетности. В развивающихся странах политическое вмешательство часто ведет к кризисам, тогда как в развитых гибридные модели (как в США или Японии) позволяют сочетать гибкость и доверие.

🔥🔥🔥Лукашенко о ситуации с перемирием: «Американцы не имеют четко очерченного плана».

https://youtu.be/YypIC3QCb3M?feature=shared