Помилуйте, Главнокомандующий, Трое фундаментальны, жнецы вездесущи, но только "Горгона" бессмертна. Вы все умрете, а мы останемся, — и прежде, чем оскалившийся Райан успел ответить, Беннет заговорил дальше. — Умру я. Умрет каждый мой боец. Умрет нынешний состав. Но нам на смену придут новые. И мы заговорим их голосами. Наши души пробудятся в их душах, и их сердца забьются в унисон с нашими. И с теми, кто был до нас. Имен им не было, нет и не будет. Мы все – одно целое. Уроборос, где нет жизни и смерти; лишь сменятся лица, но дух и кровь останутся. И даже если вы постараетесь сорвать наши погоны, даже если вспыхнет мир, даже если мертвые восстанут. Мы явились однажды и останемся до конца, — голос Дэниела задрожал; военный чуть наклонил голову, продолжая смотреть прямо на Весселя исподлобья. — А знаешь, что я еще знаю? Представь, Рай, что еще случится "однажды"? Клянусь Змееволосой деве, клянусь своей кровью: последний вдох из твоей груди вырвет горгоновец.

Азалина не надела мундира, но платье её было вполне в стиле горгоновской формы: черное шелковое с открытой спиной; на
спине на цепочках – серебристая металлическая змейка, ложащаяся по позвоночнику.

Девушка надела длинные серьги из черного золота, накрасила губы яркой алой помадой.

И на груди её был кулон, который она так и не сняла.